Болтовня про Bright Star

Посмотрела тут фильм Джейн Кэмпион (Jane Campion) «Яркая звезда» (Bright Star, 2009).

Джейн Кэмпион – австралийка, известна главным образом как режиссер фильма «Пианино» 1993

Это биография Китса, на основе которой и при  участии автора которой снимался фильм.

Фильм - про любовь Китса и его невесты Фанни Брон.

Навел он сразу на массу размышлений, которые хочется как-то организовать.

Как-то: обственно про фильм.
Тут просто – фильм хорош.
Красив и тонок, настолько красив, что поначалу даже показалось - чрезмерно. Я так понимаю, это вообще «проблема» Кэмпион, с ее любовью к отъявленному эстетизму. Однако вскоре испуг, что красота претенциозная, рассеялся, вся красота – РАБОЧАЯ. Все-таки грань между органикой и упражнениями в демонстрации собственного тонкачества всегда очень заметна.

Первую треть фильма переживалаь, что драма не срастется: биография Китса не страдала событийностью. То есть визуализировать драму вроде бы не на чем, и надо изобретать нежные, маленькие штучки, которые, по выражению оператора Дмитрия Долинина «кололи бы зрителя в сердце».

Бен играет Китса

Но Кэмпион все-таки виртуоз (не говоря о феноменальной актерской игре, и мальчик, играющий Китса – Бен Вишо (Ben Wishaw) абсолютный Джеймс Франко, если не круче. Он, как я узнала, актер преимущественно театральный, родом из британской глубинки), и из каждого вздоха, глотка чая, шевеления занавески она лепит СОБЫТИЕ (это вообще, кстати, хороший вопрос – а что такое событие, собственно?).

Еще про фильм.
Недавно прочитала, что в греческом, оказывается, есть два понятия времени: hronos и kairos.

Всем знакомый хронос – это линейное, обычное время. Ось, на которую нанизываются события. А вот кайрос – это качественное время, время, которое ощущается как глкбокое, наполненное смыслом, поворотное. Субъективно важное время. К примеру, 1917 год был для россии годом кайроса, и запомнился как год тектонических сдвигов.

Так вот Кэмпион удается каждый эпизод, в котором по большей мере запечатлено нечто нехитрое, превратить в кайрос. Каждая ветка у нее в кадре качается не просто образно-многозначительно (бог бы с ним) но так, что, ей богу, отзывается в душе вздохом «о времени и о себе».

По ходу парохода нарастает ощущение пронзительности, и если, до кульминации Кэмпион предпочитает косвенные заходы лобовым, то кульминация (известие о смерти Китса) сыграно в лоб и так, как я правда редко где видела.

Актриса, играющая невесту поэта Фанни Брон (австралийка Abbie Cornish) выдала переживание горя, достоверное до мельчайших физиологических деталей.

(Кто терял близких, знает, что так оно и происходит: потеря ориентации, задыхание, спазмы и проч). По мне, так прямо на Оскар.

Два слова про Китса - одной из самых романтических фигур 19 века.
Китса в британском культурном пантеоне занимает место аналогичное месту Лермонтова в нашем. То есть близко к «нашему всему». Компанию ему в высшей лиге, составляют Джейн Остин и Байрон. Как говорит эксперт-англичанин из csi las vegas « Я британец, Байрон у меня в генах». Китс тоже в генах. И он относится к плеяде юных гениев (умер в 25). К слову: я вообще-то не верю в юное творчество и не для гения, осмысленность, мне кажется, наступает только после 30, а то и 35.

Могу похвастаться, что прошла по всем его местам: была в мемориальном доме в Хэмстеде (который изображает Кэмпион, на фото).

Там, собственно была написана хрестоматийная «Ода к соловью» и хранится локон волос Фанни Брон. Вообще, весь Хэмстед кишит чудесными домами-музеями – по мне, так лучший род музеев.

И два раза была в мемориале «Китса-Шелли» в Риме - www.keats-shelley-house.org.
Строго говоря, в этой римской квартире Шелли никогда не жил, здесь жили Северн и Китс.
Китс здесь умер.
Это поразительное место.

Во-первых, оно расположено у подножия испанской лестницы (стоя спиной – в розовом доме слева, прилепленном к ней, адрес piazza Spagna 26).

А в доме справа, прилепленной к ней, но чуть ближе к выходу из метро Spagna жила Шандури - героиня актрисы Тэнди Ньютон из фильма Бертолуччи «Besieged».

Далее, хоть квартира и была стерилизована после смерти Китса (по законам того времени, все, что было в квартире больного туберкулезом, вплоть ДО ОБОЕВ – сжигалось представителями итальянских властей) и существующий интерьер составлен просто из вещей того периода, мурашки бегают.

Не хочу уходить в мистическую пошлость, но два раза проверяла – ощущения были сильными. Проверьте на себе любопытства ради.

Третье мемориальное место - могила поэта на некатолическом кладбище в Риме же cemeteryrome.it Via Caio Cestio, 6 – это кладбище - само по себе одна из фантастических достопримечаельностей этого города (где вообще-то достопримечательности выстилают дорогу на каждом шагу)вплоть до своих знаменитых котов. Этих жирных животных так и называют «коты некатолического кладбища» и для их прокорма какая-то английская дама создала благотворительный фонд.

Слева - могила Китса, справа - Джозефа Северна

Переход из одной части кладбища в другую

Монумент к Китсу отношения не имеет, но дает представление об атмосфере кладбища - там много подобных.

Могила Шелли

Здесь же, к слову, похоронен Шелли, художник Карл Брюллов и еще масса любопытных личностей.

В биографии Китса есть и другая яркая звезда, по понятным причинам не вошедная в кино, посвященное Фанни Брон. Это его друг - художник и дипломат Джозеф Северн (http://en.wikipedia.org/wiki/Joseph_Severn) - который и сопровождал его в Рим в 1820-21 годах, и делил с ним квартиру до последнего дня. У Кэмпион Северен показан вроде как рассеяным юношей. На самом деле, это был выдающийся человек, заслуживающий собственного байопика.

Мало того, что по отношению к Китсу Северн вел себя как преданннейший друг, нянька, сиделка и впоследствии популяризатор его творчества. После его смерти Северн, оставшись в Риме, состоялся как модный художник-портретист (ну это ладно бы), но главное - как выдающийся дипломат, посол ее величества в Риме. На склоне лет, пережив смерть дочери, он снова вернулся в Рим, чтобы включиться в дипломатическую жизнь. В общем – человек масштабный и достойный в разных отношениях. Но для широкой публики Северн известен, прежде всего, все-таки как спутник Джона Китса. Северн дожил до 85 и его могила находится рядом с могилой Китса.

Вот напоследок чудесное из Китса (цитируется в фильме), что на созвучно, как мне странным образом кажется, раннему цветаевскому «Я тоже была, прохожий…». (Не по форме, но по интонации, конечно) Может быть потому, что меня бесконечно цепляет тема «мир со мной и мир без меня», умело выраженная в творчестве – я ее как-то везде выискиваю. Но это уже – другая история.

Привожу оригинал, перевод и Цветаеву.

When I have fears that I may cease to be
Before my pen has glean'd my teeming brain,
Before high piled books, in charact'ry,
Hold like rich garners the full-ripen'd grain;
When I behold, upon the night's starr'd face,
Huge cloudy symbols of a high romance,
And think that I may never live to trace
Their shadows, with the magic hand of chance;
And when I feel, fair creature of an hour,
That I shall never look upon thee more,
Never have relish in the faery power
Of unreflecting love!—then on the shore
Of the wide world I stand alone, and think
Till Love and Fame to nothingness do sink.

1818 обубликовано 1848

Когда страшусь, что смерть прервет мой труд,
И выроню перо я поневоле,
И в житницы томов не соберут
Зерно, жнецом рассыпанное в поле,

Когда я вижу ночи звездный лик
И оттого в отчаянье немею,
Что символов огромных не постиг
И никогда постигнуть не сумею,

И чувствую, что, созданный на час,
Расстанусь и с тобою, незабвенной,
Что власть любви уже не свяжет нас, -
Тогда один на берегу вселенной

Стою, стою и думаю - и вновь
В Ничто уходят Слава и Любовь.

Перевод В.В. Левика

Марина Цветаева, ПРОХОЖИЙ

Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала — тоже!
Прохожий, остановись!

Прочти — слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной,
И сколько мне было лет.

Не думай, что здесь — могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!

Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед,—
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.

Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.

Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
— И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
3 мая 1913, Коктебель